«Тогда мне казалось, что это хорошая задумка — сделать страшные колыбельные для детей»
Один из древнейших жанров фольклора — колыбельные. Их тексты, мелодии, мотивы передаются из поколения в поколение, и иногда они становятся объектом музыкального переосмысления. Так, в 2018 году у инди-поп группы «Наадя» вышел альбом «Колыбельные», а год назад ее основательница и солистка Надежда Грицкевич родила дочь Зою. Мы пообщались с певицей о том, какое влияние на ее творчество оказало появление ребенка, а также обсудили ее будущий альбом и особенности написания колыбельных.
NT: Мы почти всей редакцией прослушали «Колыбельные» и вдохновились на интервью с вами. Расскажите, как зародилась идея написать этот альбом?
Надежда: В 2018 году проект Arzamas готовил материал про устройство русских колыбельных. Его продюсер, Ася Терехова, попросила меня сделать переделку пяти композиций, которые они использовали, в современное звучание. А как я часто говорю: «Если я этого не делала, то я, скорее всего, соглашусь».
Одним из референсов было видео, где бабушка сидит возле дома и, медленно раскачиваясь, напевает песенку. И у меня сразу сложилась концепция, что эти пять колыбельных как прогулка. Что они все будут объединены одним темпом и будут плавно переходить друг в друга.
Идея была в том, что мама поет ребенку колыбельную, малыш засыпает и отправляется в такое сонное путешествие, где его ждут таинственные и даже немного страшноватые приключения, в результате которых он, хочется верить, перестанет «ложиться на краю».
NT: Пели ли вы дочке песни из этого альбома?
Надежда: Мои родители как-то, пока я была на работе, поставили Зое одну из моих колыбельных, и она заплакала. У нас есть теория, что это произошло, потому что Зоя узнала меня и не поняла, почему голос-то есть, а мамы рядом нет. А может, эти песни ее просто напугали.
Конечно, сейчас, имея опыт общения с малышом, я бы наверное не стала использовать те звуки и приемы, что решила тогда. Дети очень чувствительны и реагируют на малейшие эмоциональные оттенки. Поэтому музыка для них обычно создается простая, светлая. Хотя многие мне писали, что их детям понравились «Колыбельные».
NT: А какие приемы вы бы использовали сейчас?
Надежда: Наверное, более простые инструменты, без музыкальных диссонансов… Черт его знает! Вряд ли мне придется снова делать что-то подобное, потому что мне кажется, это законченный проект.
Но когда я родила Зою, у меня была идея записать альбом с песнями про пуки, мягенькие пяточки и розовенькие жопки. А потом поняла, что это желание, вероятно, было спровоцировано хроническим недосыпом.
NT: Обычно родители поют своим детям то, что сами слышали в детстве. Что вам пела мама?
Надежда: Пела ли вообще? Мне кажется, она очень сильно стеснялась всегда. Даже когда у нас были праздники, вечеринки, посиделки, ее приходилось долго уговаривать. Хотя мне нравится, как она поет.
NT: А что вы поете своей дочери?
Надежда: Я пою без слов, потому что мне кажется, что Зою они отвлекают: она на них фокусируется и не может уснуть. Поэтому чаще напеваю мелодии, и не всегда что-то конкретное — импровизирую. А иногда бывает, что начинаю петь, а Зоя мотает головой: «Не сегодня, мам! Давай не сейчас. Обойдемся.»
NT: Получается, главная часть в колыбельных не текст, а музыкальный мотив?
Надежда: Да, и он должен быть цикличным, простым, успокаивающим, с протяжными гласными. Мелодия должна быть медленной, в ритме того, как ты укачиваешь ребенка.
Фото: Галина Казими
NT: Раз наш материал посвящен теме сна… Бывало ли такое, чтобы идея песни приходила к вам во сне или была навеяна сном?
Надежда: Да, постоянно, но только не совсем во сне. Это состояние, как в мемах: «я пытаюсь уснуть / мой мозг». Когда лежу без телефона или аудиокниги в наушниках и не могу уснуть, всегда рождаются какие-то строчки, идеи для концертов, клипов, коллабораций. Но сейчас очень редко такое случается — чаще всего моя голова касается подушки, и я моментально засыпаю.
NT: В одном из ранних интервью вы говорили, что переезд в Москву стал для вас толчком к реализации музыкальных задумок. А как на ваше творчество повлияло появление Зои?
Надежда: Рождение ребенка — сложный период для творчества, потому что последнее требует системного подхода. Нужно уметь себя погрузить в спокойное, наблюдательное состояние ума. Днем я все время с ребенком. То есть всегда на стреме: сейчас она что-то съест, уронит, куда-то наступит, откуда-то упадет… Вечером, конечно, появляется время, но рядом стоит монитор, на котором я вижу, как спит дочь, чтобы бежать к ней, когда она проснется.
И вот я сидела ночами, писала музыку и каждые две минуты поглядывала на монитор. Я тогда еще была тревожной мамой, мне нужно было знать каждую секунду, что с моим ребенком все хорошо. В таком режиме я работала первые три месяца после рождения Зои — дописывала саундтрек к триллеру («Побочный эффект», 2020. — Примеч. автора).Тяжело так творить. Поэтому пока удается заниматься только какими-то техническими вещами: например, подредактировать уже когда-то записанный вокал. А чтобы «сяду-ка я напишу сейчас пару новых песен!» — таких мыслей даже не возникает. Вечером укладываешь ребенка — хочется бокал вина, на диван и больше ничего!
NT: Когда нам в таком случае ждать от вас новых релизов?
Надежда: Пока я доделываю что-то уже когда-то начатое. Планирую осенью выпустить альбом, он будет состоять из песен, написанных два года назад. Но получится ли у меня сделать что-то радикально новое в ближайшее время, я, честно говоря, даже не знаю.
Фото: Галина Казими
NT: С чем связано, что черновики лежали «в ящике» целых два года?
Надежда: Из-за последних жизненных обстоятельств мой цикл производства песен сейчас занимает много времени. Я могла написать песню два года назад, но в ней, например, не было аранжировки. Тут вот отправила проект другу Ване (Иван Калашников, музыкант групп «Наадя» и Moremoney. — Примеч. автора), а у него тоже свободное время только по вечерам, он работает. И это все растягивается, да и я, в принципе, никуда не тороплюсь и никого не подгоняю.
Но, честно говоря, даже в таком режиме можно все успеть. Поэтому надеюсь, что до конца лета мы сведем альбом и осенью выпустим. В него войдут мои последние работы: «Рыцарь», «Пыльцы», «Липы» и еще несколько классных треков.
NT: Как думаете, отразится ли на альбоме этот непростой последний год (изоляция, пандемия, рождение дочери)?
Надежда: Думаю, об этом периоде можно будет поговорить года через два. Просто я долго перерабатываю информацию, поэтому в предстоящем альбоме вряд ли будет что-то радикальное из моего нового опыта. Но зато будет в следующем, и как он будет звучать, я даже примерно не могу представить.
NT: А что для вас в творчестве важнее: внешнее признание или внутренняя удовлетворенность?
Надежда: Другие говорят тебе «молодец», когда уже поздно говорить, когда уже все сделано. Поэтому приходится ориентироваться на собственные ощущения. Я могу отправить песню кому-то близкому и спросить мнения, но лучше это делать, когда есть конкретный запрос. Например, «бесит ли синтезатор на третьей минуте?».
NT: Кстати, вы давно не были в Питере — настолько, что, как вы сами выразились, «уже и не уверены, существует ли он». Когда планируете снова к нам с концертом?
Надежда: А он существует? Сложно сейчас о таких вещах говорить. Хочется, конечно, в Питер, хорошо там. В моих смелых мечтах я еду к вам осенью с презентацией альбома! Но посмотрим, какая будет ситуация с коронавирусом.
О снах и сказках...
NT: Любимое детское произведение?
Надежда: Пластинка с «Бременскими музыкантами», сейчас часто ставлю ее Зое. «Кот Леопольд» нравится, «Маша и Витя против “Диких гитар”», «Али-Баба и сорок разбойников». Это если именно про музыкальные сказки.
NT: Самый страшный кошмар, который вам снился?
Надежда: Был такой в бреду, когда я была маленькой и сильно болела. Иду по темной аллее, справа и слева от меня лес, и я слышу шаги за спиной. Оборачиваюсь — никого. Дальше иду, снова шаги. Вновь оборачиваюсь — и на меня нападает собака. У меня даже об этом есть песня, в неизданном.