Просто пишу свой текст

Мы постоянно сталкиваемся с необходимостью создавать тексты, даже если это всего лишь посты в соцсетях. Но бывает, что ничего не выходит: слова будто не ваши и звучат фальшиво. Как научиться выражать мысли своим языком и что поможет удержать внимание читателя, рассказывает Ксения Букша, автор книг «Завод “Свобода”», «Открывается внутрь», «Рамка», «Чуров и Чурбанов».

NT: В одном из интервью вы назвали себя «беспредметным художником». Поясните, пожалуйста, что вы вкладываете в эти слова.
К.Б.: Я имею в виду, что для меня не так важно, о чем книжка (моя или чья-то еще), я не рассуждаю о героях и сюжете. Мне важно восприятие, которое выражено в тексте. Каким в этом тексте предстает мир. Как увидена и непосредственно высказана реальность.

NT: В романе «Завод “Свобода”» есть нестандартные художественные приемы: например, одна из глав полностью состоит из прямой речи инженера-координатора, презентующего новое изобретение, а другая постепенно превращается в бессмысленный набор букв и слогов. Зачем такие приемы могут понадобиться автору текста?
К.Б.: Прямая речь совершенно никакой не нестандартный художественный прием, им все пользуются вполне традиционно, а я так ивообще сплошь и рядом. В «Заводе» она еще и практически документальная зачастую. Зачем что-то выдумывать и измышлять, если можно аккуратно перенести кусок реальности к себе в текст?

Что касается иррациональных штук, то у каждой из них есть свой смысл. Например, в «Заводе» все рассказчики и герои обозначены по первой букве фамилии, чтобы подчеркнуть, что это реальные люди, которые существуют или когда-то существовали, но при этом мы их как бы… зарисовываем с фотографии, если можно так выразиться, мы их переносим в текст не как реальных людей, а все-таки как зарисовки. И этот процесс нуждается в остранении.

Или глава, где все «сваливается» в странные букво- и звукосочетания. Это глава про развал завода, про 91 год. И какие-то рассказы бодрые о заводе, о технологических процессах, перестройке, закупках, движении вперед — они постепенно распадаются прямо на уровне языка. Понятно ведь, зачем это автору, правда? И так далее. У всего есть свой смысл. Его можно расшифровывать, а можно и просто интуитивно чувствовать, когда читаешь: о, тут вот это не зря, оно как-то оптику меняет, что-то мне как читателю дает. Неважно, что именно. (Ну или не дает конкретно вам. Понятно, у каждого свои настройки чувствительности к разным вещам.)

NT: Планируете ли вы заранее, как именно будете писать: каким языком, какие использовать приемы? Или делаете это спонтанно?
К.Б.: Я просто пишу свой текст, делаю свою вещь. Язык и другие средства выразительности берутся естественно — ровно те, которые должны быть в том или этом месте. Они мне нравятся и свойственны, они соответствуют тому, что я хочу сказать. Не очень верю, что у кого-то иначе, что человек сидит и думает: «Напишу-ка я вот тут таким вот языком, а там вот этот прием подпущу». Хм. Это правда трудно себе представить в ситуации с реальным текстом. Ты пишешь, видишь тему, развиваешь ее так или сяк. У каждого в голове своя библиотека восприятий, композиций, оттенков. Что в ней есть, то человек и варьирует.

NT: С помощью каких приемов в прозе можно удерживать внимание читателя?
К.Б.: Чаще всего это делается при помощи сюжетных поворотов. Завязка, кульминация, развязка и все такое, какие-то неожиданные приключения, внешние или внутренние (приключения чувств, идей тоже считаются). Но я, например, такой человек, у меня так устроено внимание, что мне сложно следить за сюжетом в книжке, и поэтому не очень интересно. Я не читаю линейно. И сюжет мне кажется какой-то натяжкой, необоснованным вымыслом. Поэтому, когда сама пишу, стараюсь придумать что-то, что не было бы линейным единым сюжетом от завязки к развязке, но при этом заставляло бы переворачивать страницы с интересом. Что-то, что могло бы организовать текст изнутри. Каждый раз оно разное. Например, в «Заводе» это естественным образом история завода, на которую нанизаны анекдоты, короткие ситуации. А в «Открывается внутрь» это сквозные персонажи, за которыми можно следить и им немножко сочувствовать.

NT: Можно ли научиться создавать художественные тексты?
К.Б.: Тут вопрос в том, что такое художественные тексты. Мне кажется, мы все их создаем, особенно сейчас, когда у многих есть аккаунты в соцсетях, и там мы не только выкладываем картинки, но и пишем истории. Это все равно что спрашивать, можно ли научиться рисовать. Любой трехлетка, если он может держать в руке фломастер и тыкать им в лист, умеет рисовать. И нередко получаются захватывающие работы. А у многих людей, которые не претендуют ни на какое писательство, получаются захватывающие тексты — посты или что-то еще. Тут просто надо решить, хотим ли мы где-то поставить рамку и сказать: «Вот, это художественный текст, он отделен от любых земных целей, он отплыл от автора и теперь существует сам по себе как вещь». То есть, это скорее вопрос намерения. (Правда, для того, чтобы поставить такую рамку, хорошо бы ощущать, что вообще может быть художественным текстом здесь и сейчас, в какой форме он может бытовать. Для этого нужен опыт, читательский как минимум.) В то же время — куча народу, у которых такое намерение есть, но тексты получаются не очень захватывающие по разным причинам. В общем, эти множества — намерение и умение — пересекаются, но не совпадают.

NT: Как быть автору, если он пишет, но чувствует, что не выражает того, что хочет высказать? Если намерение есть, а умения нет и автор ощущает этот недостаток?
К.Б.: Стараться понять, в каком месте ощущается этот зазор между мыслью/чувством/восприятием и письмом. Что за инерция тебя заедает. Обычно это какая-то форма рабства на уровне самого языка: привычные метафоры, привычные названия вещей, которые никогда не пересматриваются; когда человек не задает себе вопроса, а почему он говорит/пишет именно так, почему эти слова во фразе стоят рядом. Иногда это больше касается самого восприятия жизни — здесь тоже чем больше непосредственного и чем меньше готовых решений и деклараций, тем лучше. Потому что когда начинаешь писать, то внутренняя реальность текста рушит все такие конструкции, и сразу видно, что они фальшивые. Что их не существует на самом деле. Еще бывает, что человек чувствует все верно, а сказать так, чтобы другие поняли, не очень может. Потому что с другими контакта нет. Нет перевода на язык, понятный другим. Тут помогает других слушать, понимать, и потом организовывать самому этот перевод, но не слишком далеко в этом заходить.

NT: Как избавиться от штампов и клише в письменной речи?
К.Б.: Учиться их видеть в тексте, и как увидел — спрашивать себя: «Что я тут хотел сказать?» Вот это прямо и скажи. Если честно осознавать свою мотивацию к письму и быть какое-то время более внимательным и придирчивым к словам, штампов должно стать меньше.

NT: Чем отличается работа со словом в художественных текстах и в других, например коммерческих?
К.Б.: Тем, что в авторских текстах слова могут браться иррационально, нас может ввести в транс. А в коммерческих текстах есть рациональная цель, тут управляют процессом логика, композиция, выстраивание мысли, доказательства, понимание целевой аудитории и прочее.

Какие книги современных писателей вы бы рекомендовали к прочтению?

Ласло Краснахоркаи, «Меланхолия сопротивления». Не то чтобы современный, но у нас вышел, кажется, недавно. Салли Руни, «Нормальные люди». Не супер-супер-крутой, но очень по-хорошему современный и честный текст, очень нужный сейчас многим, именно такой. Карл Уве Кнаусгор, «Моя борьба». Ольга Токарчук, «Бегуны» — отличная вещь. Ну и много чего еще.

NT: Если писатель создает все произведения в «фирменном» стиле, к чему это может привести?
К.Б.: Достоевский так и делал. И Набоков. И Стивен Кинг. И все остальные тоже. В общем, ни к чему хорошему не приводит, как видите. Получается очередная куча книжек, которые кто-то будет читать! Смайл.

Материал опубликован в журнале NewTone