Прорываясь сквозь буквы
По подсчетам ЮНЕСКО, почти 770 миллионов взрослых по всему миру не умеют читать и писать. Нам, представителям развитых стран, эти навыки кажутся привычными и легко приобретаемыми — ведь освоить их может даже шестилетний ребенок. Но не все так просто — иногда люди рождаются с расстройством, которое мешает им обучаться наравне с остальными. Мы поговорили с Сашей, Соней и психиатром Анной Марсовной, чтобы узнать, каково это — заниматься научной журналистикой, когда неправильно пишешь даже свое имя, избегать общения, потому что с трудом формулируешь предложения, и уживаться с хаосом в собственной голове.
— Чем ты занимаешься?
Саша: — Я отучилась на мастера ногтевого сервиса, до этого долго работала в общепите. А вообще, я достаточно многосторонний и творческий человек.
Соня: — По первому образованию я биолог, сейчас учусь в Университете ИТМО по специальности «научная коммуникация».
— Когда ты поняла, что у тебя дислексия? Обратил ли кто-то из взрослых (родители, педагоги) внимание на это?
Саша: — Я с детства замечала за собой трудности с чтением, изложением мыслей, построением речи в том формате, в каком все привыкли общаться. Считала, что я какая-то не такая, глупая и всем вокруг это видно. Когда я была подростком, то увидела передачу по телевизору, где рассказывалось о дислексии. Начала сопоставлять и поняла: «Блин, это же про меня!» Потом я интенсивно изучала эту тему в Интернете, читала про всяких знаменитостей, которые с этим живут и справляются. Но с родителями я старалась не говорить о своей проблеме. Мама бы не поняла, для нее чтение — это что-то святое, основополагающее. Если бы я сказала: «Мама, мне тяжело, потому что у меня дислексия», — скорее всего, это закончилась бы диким скандалом и криком.
Соня: — Проблемы были всегда, сколько себя помню. В голове крутилось: «Что-то не так. Я уже не могу. Я не понимаю, почему так трудно читать и писать». В 16 лет я впервые узнала о дислексии. А через год, когда проходила медкомиссию, в том числе общалась с неврологом. Рассказала, что при обучении, чтении всегда куча ошибок и почему-то очень высокая невнимательность. Врач ответила, что у меня, вероятно, дислексия, и перечислила симптомы. И вдруг я вспомнила гораздо больше вещей в своем поведении, которые объясняются этим, — раньше я на них даже не обращала внимания. Для меня это стало открытием, даже каким-то облегчением. В том смысле, что это не просто невнимательность, а отклонение, биологически обусловленное.
— Расскажи о своем психологическом состоянии в детском саду или школе, когда ты понимала, что воспринимаешь информацию хуже других? Может, был какой-то случай, который ты хорошо запомнила?
Саша: — На уроках русского языка меня часто ругали за ошибки в тетради, а они были постоянно. Там, где должна быть буква «д», у меня «г», там, где «з», у меня «с», там, где «б», буква «у». Бывало, я путала цифры: вместо одной писала другую, исправляла, переписывала. Еще хуже мои ошибки выглядели на фоне брата — он очень умный и научился читать года в три. Это сильно давило на меня, прямо крест по жизни. «Почему твой брат такой умный, а ты такая глупая?» На уроках литературы и истории я всегда боялась, что меня вызовут читать вслух. «Нет, нет, пожалуйста, только не читать на весь класс», —думала я. Но такое все равно случалось, и я очень нервничала, запиналась. Мне казалось, что надо мной будут смеяться, потому что я читаю как первоклашка. В общем, это было страшно и очень стрессово. С восьмого класса я начала прогуливать. Но еще труднее было дома, мы постоянно ругались. Когда я узнала о дислексии, то поделилась этим только с некоторыми близкими людьми. Мне было важно, чтобы они понимали и не акцентировали внимание на моих ошибках. Например, когда я в разговоре путаю слова или слоги, вместо «под-нос» говорю «подъезд». Чтобы они не смеялись.
Часть проблем проявляется и сейчас. К примеру, я до сих пор путаю право и лево: я четко знаю, где они находятся, но непроизвольно ошибаюсь, особенно, если меня неожиданно спрашивают об этом. При приеме на работу, где нужно заполнять какие-то анкеты, у меня всегда все перечеркнуто. Но по большей части моя дислексия проявляется в том, что я путаю буквы, неосознанно меняю слоги или даже слова, когда пишу, говорю, читаю и даже думаю.
Соня: — Я всегда путала правую и левую сторону, вход и выход. Поэтому старалась идти за людьми, чтобы понять, как мне выйти из здания, а если никого не было, я специально задерживалась и ждала. Долгое время я не могла запомнить названия месяцев и времен года. Это ведь что-то такое естественное, но у меня в голове все эти вещи просто не укладывались. Как-то в детском саду мы что-то рисовали, и я заметила, что одногруппники смотрят на меня, обсуждают и смеются. Когда я пришла домой, поняла, что подписала свою работу «Янос» вместо «Соня». Мне было ужасно стыдно за то, что я даже свое имя не смогла написать правильно. Но это был один из редких случаев, а вот с чтением дела обстояли хуже. Оно мне не нравилось, я не фокусировалась на словах. Вместо того чтобы читать как все, я начинала выдумывать что-то свое, и, конечно, когда взрослые это понимали, приходилось все перечитывать. Однажды в школе я пропустила занятие с изучением падежей. Меня оставили после уроков, посадили за последнюю парту и сказали учить. Я сидела, усердно занималась, но выучила «родительный падеж» как «ругательный». Учительница смеялась, а мне было одновременно и смешно, и стыдно. В любом случае, как бы кто ни относился к моей проблеме, всех учеников в школе оценивали одинаково. Но еще хуже было с математикой. Я люблю цифры, складывать, вычитать, решать уравнения, но они путаются так же, как и буквы. Поэтому даже если я знаю все формулы, правила, аксиомы, это не помогает, просто потому, что неправильно пишу числа и знаки. Я могу сколько угодно перепроверять, но так получается еще больше ошибок. И если с тройками по русскому и английскому я смирилась, то за хорошие оценки по математике боролась до последнего. Одна из практик, которая мне помогла — чтение с параллельным прослушиванием аудиокниги. Так я могу одновременно слушать и сопоставлять слова с тем, что вижу. Это длительный процесс, но, возможно, в этом есть смысл.
— Как дислексия повлияла на твое общение со сверстниками, например с друзьями или одноклассниками?
Саша: — Когда я училась в школе, я сторонилась класса: садилась за последнюю парту и практически ни с кем не дружила и не общалась. Я стала изгоем, отшельницей со своими мыслями в голове и со своим видением мира. На вопросы я отвечала скудно, либо вообще молчала, не выражала свои мысли. Мне нужно было посидеть, подумать о том, как правильно построить и сказать предложение. Поэтому переписываться в Интернете мне было проще — там я тоже ошибалась, но не так часто, как в живом разговоре. Сейчас уже могу свободно общаться, мне хочется разговаривать и вживую, и в переписке. Я действительно люблю поболтать, но все еще делаю это не очень хорошо: пытаюсь впихнуть как можно больше информации в ограниченное количество предложений.
Соня: — Друзья смеются, но меня это совсем не задевает, потому что я сама смеюсь громче всех, если случайно прочитаю что-то странное и забавное. Родители относятся по-разному. Папа порой, когда я ему что-то напишу, отвечает: «Соня, что ты написала? Я ничего не понял! Что у тебя за язык такой?» Если маме или бабушке напишу с ошибкой, они поправят, поправят и потом еще раз поправят. Это, конечно, раздражает, но, с другой стороны, не обращать на это внимание тоже нельзя. Кстати, мне и самой очень неудобно читать, когда человек пишет неправильно, потому что я не понимаю, моя ли это ошибка. Это относится и к грамматике, и к знакам препинания. Но в целом, переписываться с друзьями несложно, а вот когда я пишу незнакомым, приходится все тщательно перепроверять.
— А как дислексия влияет на твою профессиональную деятельность?
Саша: — В моей работе дислексия даже помогает, потому что поток мыслей, сталкивающихся друг с другом, — это и есть про творчество. Может получиться что-то невероятное, необычное. Но если возникает какая-то яркая идея, мысль в голове, мне нужно ее воплотить прямо сейчас, как только она появилась. Или высказать то, о чем я думаю, записать куда-то. Иначе я просто это забуду. У меня в голове слишком много мыслей, которые друг другу мешают, я часто нахожусь в гиперактивном состоянии: тороплюсь, хочу скорее закончить и при этом становлюсь ужасно неуклюжей. Когда я работала поваром, постоянно билась об углы, роняла посуду. Из-за этого я просто ненавижу, когда меня ставят во временные рамки. Мне сначала нужно сосредоточиться, подумать, привести сознание в порядок. Это еще одна из причин, почему я выбрала в качестве основной профессии маникюр. Можно работать осторожно, кропотливо, никуда не спешить. Поэтому же мне нравится лепить из глины.
Соня: — Когда я поступала в университет, у меня было примерное представление о том, что такое научная деятельность, как проводить исследования. Но сложность оказалась в том, что когда ты фиксируешь результаты, нужно быть предельно точным и не допускать ошибок по неосторожности. Собранные данные должны быть на 100 % верными, и это проблема, если они будут искаженными из-за моей особенности. Потому серьезно заняться научной работой у меня не получилось. Несмотря на трудности в обучении и то, что я не так быстро осваивала программу, как остальные, желание учиться не ослабевало. Я пыталась достигнуть результатов, поддерживать внутреннюю планку, расширить свои границы. Да, большинство людей пишет и читает лучше, чем я, — я привыкла и понимала это. Но потребность узнавать новое никуда не исчезает даже при дислексии.
Честно говоря, я как-то упустила, что научная коммуникация предполагает журналистику. Но понимаю, что мне от этой проблемы все равно никуда не деться, поэтому стараюсь с этим справляться
— Отражалась ли дислексия на твоем эмоциональном состоянии?
Саша: — Я читала, что у дислексиков обостренное чувство справедливости и особый эстетический взгляд на мир. Например, я не могу пройти мимо, если вижу что-то очень красивое. Обязательно остановлюсь, буду смотреть. Могу даже заплакать от того, насколько красиво, или просто остановиться и молча восхищаться. Это может быть растение или просто камни, лежащие в каком-то особенном порядке. Иногда я замечаю у себя что-то вроде обсессивно-компульсивного расстройства: я четко знаю, как должно выглядеть пространство вокруг меня, что и где должно лежать и в каком порядке. Думаю, что из-за хаоса в голове мне хочется порядка, красоты и эстетики вокруг себя. Это проявляется и в творчестве, и в бытовых делах. К примеру, я ненавижу мыть посуду, потому что делаю это тщательно, прям до скрипа. Чтобы не осталось ни единого пятнышка. У меня вся посуда выглядит как новая.
Соня: — К сожалению, это не могло не отразиться на внутреннем состоянии. Особенно меня демотивировали неудачи в учебе — когда ты так усердно готовишься, учишься и вроде бы хорошо знаешь предмет, но все равно не достигаешь никаких результатов. Со временем что-то внутри ломается, особенно когда вокруг тебя столько успешных людей. Например, моя младшая сестра всегда была круглой отличницей, и я не могла понять, как у нее получается прилагать так мало усилий, делать домашнее задание за пятнадцать минут. Мне в ее возрасте нужно было как минимум вдвое больше времени, чтобы хотя бы не получить двойку. Ты постоянно вкладываешь, а в результате — ничего. Чуть позже я начала замечать, что в моей голове постоянно творится какой-то хаос: мысли так быстро скачут в голове, идут непрерывным потоком, что я просто не успеваю подстраивать под них свою речь. Сейчас я лучше себя контролирую, но все равно такие моменты случаются.
— Расскажите о том, как у вас проявлялась дислексия. Как удалось ее скорректировать?
— У меня дислексия проявилась в 1-м классе: я читала медленнее остальных детей. Когда другие ребята уже дочитали страницу до конца, я была еще только в начале или на середине, чего очень стыдилась. Чтобы не отличаться от них, я врала всем, что тоже уже все прочла. У меня были проблемы чуть ли не до конца школы с тем, чтобы прочесть список литературы на лето, так как я делала это очень медленно. При чтении я могла переставлять буквы местами, терять строчку, поэтому следила указкой или линейкой. Помимо дислексии, у меня отмечалась дисграфия — я путала такие буквы на письме, как «б» и «д», «б» и «з», могла заменить буквы зеркально (например, вместо слова «бал» написать «лаб»). Чтобы скрыть подобные проявления, я часто перепроверяла то, что написала, прежде чем сдать работу. Скорректировать дисграфию и дислексию удалось с возрастом, после того как я познакомилась с книгами Ремарка и начала их читать одну за одной. Потихоньку я ускорила свою скорость чтения, выучила достаточно слов, чтобы догадываться, что за слово я сейчас читаю. Плюс со временем я развила силу воли. Сейчас дислексия и дисграфия проявляются только, когда я сильно волнуюсь или устала, и тогда именно сила воли помогает взять себя в руки и закончить начатое.
— Какие сегодня существуют способы коррекции дислексии? Можно ли избавиться от нее полностью?
— Единственный, известный мне способ — это коррекционные занятия с логопедом. И да, если верить логопедам, от нее таким образом можно избавиться полностью.
— Возникает ли дислексия в зрелом возрасте?
— Дислексия в зрелом возрасте скорее результат нескомпенсировавшейся и не скорректированной логопедом дислексии в детстве.
— Может ли дислексия оказать влияние на характер человека, на его психологическое состояние и социальные навыки?
— Да, может. Она приводит к медленной скорости чтения, и, как следствие, к медленному усвоению учебного материала. Это может понизить самооценку школьника, так как он будет сравнивать себя по скорости чтения и успеваемости со сверстниками, будет чувствовать себя хуже их, может стать более застенчивым и замкнутым. С другой стороны, дислексия как проблема может помочь развить ребенку силу воли, если он или она решит преодолеть ее.
— Есть ли у дислексии преимущества, например склонность к творчеству?
— Преимуществ не отмечала. По крайней мере для меня самой и для моих пациентов это было проблемой, а не преимуществом. Я творческий человек с оригинальным взглядом на жизнь, но я никак эти свои качества не связываю с наличием у меня дислексии.
Еще почитать по теме
